Влюбился. На беду?...

Мы встречаемся в библиотеках. Ирония в том, что я ненавижу тишину — она предательски усиливает стук сердца. Сегодня она опять в свитере цвета старого вина, с томиком Бродского в руках: «Любовь есть право на удачу, но я не прав…» — цитирует она, пряча улыбку за кофейным стаканом. Её губы пахнут корицей и запретом.
Он, мой друг с десяти лет, звонит каждое утро: «Чё, гик, сегодня на футбол?» Я вру, что завален работой, а сам пишу ей в Telegram, стирая сообщения быстрее, чем успеваю прочесть. Она отвечает строчками из «Гамлета»: «Будь верен сам себе…» — но мы оба знаем, что это ложь. Мы — предатели в спектакле, где даже поцелуи звучат как монологи шепотом.
Вчера задержались среди стеллажей с русской классикой. Её пальцы скользнули по корешку «Анны Карениной», будто гладя лезвие: «Ты же понимаешь, мы — та самая страница 784…» Я не спросил, что там. Боюсь, что это место, где герои бросаются под поезд.
Она живёт в его тени. Брат-регбист, герой семейных фото на фоне Альп, а она — «странная», та, что учится на философа и коллекционирует сухие листья. Когда мы целуемся в подъезде её дома, я вижу его кроссовки на полке. Размер 45. Мой — 42.
Сегодня заметил царапину на её ключице — от моего же кольца в порыве. Извинился, но она рассмеялась: «Шрамы — это подписи на контракте с безумием». Мы спрятались от дождя в пустом лектории, и пока капли стучали в окна, как сердитые цензоры, она разбирала мою ладонь по линиям: «Видишь эту ветку? Ты предашь его ради меня».
А что, если он уже знает? Вчера на тренировке схватил меня в охапку, как в школе, и прошептал: «Семья — это святое, чувак». Его дыхание пахло мятной жвачкой и угрозой.
Иногда мне кажется, мы — два хакера, взломавшие систему под названием «долг». Но даже самый гениальный код оставляет следы. Рано или поздно он найдёт логи наших поцелуев в её наушниках, мои стихи в черновиках её блокнота, или эту дрожь в голосе, когда я говорю: «Всё нормально, брат, просто устал…»
Осталось решить: мы — трагедия Шекспира или чёрная комедия, где зрители уже встали, чтобы уйти. Но пока её смех звучит как оправдание всему миру, я готов писать сценарий дальше. Даже если финал будет короче, чем ошибка в коде, которую нельзя исправить.