Маска “успешного мужчины”. Сегодня она треснула
Сегодня утром я трижды перезавязывал галстук. Руки дрожали так, будто в них был не шёлк, а змея. «Идеальный узел, как всегда», — пробормотал я в пустоту ванной. Зеркало вернуло мне картинку из глянцевого журнала: тёмно-синий костюм Brioni, часы Patek Philippe, подарок супруги на десятилетие брака. Только глаза были чужие — мутные, как окна неубранной квартиры.
На совещании в 10:00 я шутил про биткоин и корпоративные ценности. Смеялся громче всех, хотя внутри сжимался в комок, как бумажка от бургера в кармане пальто. Эти карманы всегда полны мусора: чек из аптеки на антидепрессанты, смятая визитка психотерапевта, которую я так и не решился передать секретарю.
В 15:37 случилось. Прокручивая презентацию, я вдруг услышал, как хрустнуло что-то в груди. Буквально. Будто лопнула пружина в дорогих швейцарских часах. Рука сама потянулась к окну на 24-м этаже. Стекло было холодным, как щека отца, который в последний раз обнял меня в 14 лет. «Стоит только толкнуть», — прошептал я, глядя вниз, где люди копошились, как чёрные точки в калейдоскопе. Но вместо этого снял часы и бросил их в ящик стола. Они глухо стукнули о пачку писем, которые я пишу сыну и никогда не отправляю.
В лифте встретил стажёра. Она сказала: «Вы сегодня сияете!» Я засмеялся, а потом вдруг расплакался. Прямо при ней. Слёзы текли в рот, солёные, как суп, который мама варила после похорон бабушки. Девчонка убежала на этаже HR, даже не нажав кнопку.
Сейчас сижу в «Макдональдсе» возле офиса. Жую картошку фри, которая на вкус как вата. В нагрудном кармане — фотография супруги и сына, сделанная в Сочи. Они улыбаются в объектив, а я стою чуть сбоку, будто случайный прохожий, который забрёл в кадр. Может, так и есть?
Мой телефон вибрирует: «Дорогой, не забывай про ужин с клиентами». Я выключаю его и смотрю на голую левую руку. Там, где были часы за 100 тысяч евро, теперь только белая полоска кожи — как шрам от удавки, которой нет.
Знаете, что самое страшное? Я не хочу умирать. Я хочу, чтобы кто-то нашёл эти часы в ящике и спросил: «Тебе больно?» Но мы же не для этого здесь, правда? Мы здесь, чтобы сиять.